Погребальные обряды коряков
Крупнейшим из коренных народов Камчатки являются коряки. Некогда их территории протягивались от северной части полуострова и прилегающего к нему материка до границ современного Хабаровского края, однако приход эвенов заставил коряков отступить на север, а столкновение с русскими колонизаторами сократило их население более чем на половину. Сегодня численность коряков составляет чуть менее 8 тысяч, из которых 6,6 тыс. проживает в Корякском автономном округе Камчатского края. Небольшие общины также сохранились в Северо-Эвенкийском районе Магаданской области и Чукотском АО.
Этнографы выделяют две группы этнически единых коряков. Тундровые коряки-кочевники или чавчувены (от чавчыв – «оленевод») населяют внутренние регионы и материковую часть Камчатки. Оседлые береговые коряки или нымыланы (от нымылг ын – «житель поселка») проживают на северо-западном и северо-восточном побережьях Камчатского полуострова и традиционно промышляют рыболовством и охотой на морского зверя. Этноним «коряк» в свою очередь восходит к корякскому слову х(к)ора – олень и вероятно был позаимствован русскими у юкагиров.
Представления коряков о человеческой душе и смерти
Хотя вопросы духовной культуры и погребальной обрядности коряков на сегодняшний день остаются малоизученными, существующие исследования этнографов XIX и XX вв. позволяют восстановить определенные фрагменты их традиционных представлений о смерти и картину загробного мира. Однако перед тем, как приступить к их рассмотрению, следует подчеркнуть сходство этих мотивов с верованиями и ритуалами других народов северо-восточной Евразии и Арктики: чукчей, кереков, ительменов и эскимосов.
Смерть в представлении коряков не была естественным процессом и объяснялась нападением злых духов – калау. Напуганная калау душа выходила из тела и через какое-то время отправлялась к Высшим духам. Болезнь также могла вытеснить душу из тела, и чем сильнее было заболевание, тем дальше она удалялась от мира живых. Вернуть ее якобы могли шаманы.
Одновременно с этим существовала характерная для народов Сибири и Дальнего Востока концепция душевной множественности, согласно которой в человеке жили две души: душа-дыхание и душа-тень. Первая отправлялась на небо, а вторая спускалась в подземный мир, населенный тенями и первопредками людей (Пенинелау).
Дорогу на тот свет открывал погребальный костер, а ворота в него охраняли псы. Они нападали на всех, кто при жизни плохо относился к собакам, но их можно было задобрить рыбой или рыбьими костями, которые перед сожжением клали в рукава мертвеца. В загробном мире люди воссоединялись со своими близкими и продолжали вести привычную для них жизнь. Мертвые заботились о живых, посылая им животных для охоты, а живые отправляли им подарки, сжигая их вместе с умершими. Однако покойные могли и наказать своих потомков, если те каким-то образом прогневали их, и наслать на них калау.
Наступление смерти и предпохоронные обряды
Коряки окружали умирающих заботой и вниманием. Пока он мог есть, ему отдавали лучшую пищу в доме, если он сильно мучился, его переворачивали на левый бок, чтобы он мог быстрее умереть. В старые времена у коряков существовал обычай убивать своих стариков, однако уже к началу XX века эта традиция была полностью прекращена. Человек считался умершим, как только прекращалось его дыхание. Сразу после этого один из родственников усопшего обходил жителей поселения, чтобы сообщить им о наступившей смерти, со словами «Поставь силки!» - чтобы отвадить душу умершего от жилья, рядом с порогом необходимо было положить щепку или травинку как символичную ловушку для мертвеца. По возвращению посланника, тело перекладывали на кровать и закрывали меховым покрывалом.
У чавчувенов также было принято оповещать соседей о смерти. Пока посланник объезжал ближайшие стоянки, с жилого помещения (иоронги) жилища (яранги) мертвеца снимали оленьи шкуры и заворачивали в них покойника.
Перед погребением умершего одевали в специальную богато украшенную погребальную одежду (гагагли). Ее шили из белых шкур молодых оленей и украшали сложной вышивкой. Это одеяние корячки готовили заранее, однако работа над ним не должна была быть закончена преждевременно, в противном случае человек мог вскоре скончаться. Как только в дом приходила смерть, женщины приступали к шитью, а мужчины садились за карты, чтобы развлечь мертвеца. Карточные игры были безусловно позаимствованы у русских; вероятно, до этого существовали иные способы развлекательного времяпровождения. Эта традиция была связана с тем, что, пока покойник находился в доме, он оставался членом семьи, и обращаться с ним нужно было соответственно.
Перед тем, как вынести покойника из дома, его родственники и близкие проводили особые обряды «присаживания» и «переступания». Две женщины, изображающие ворон (или сорок) – вестников загробного мира, – обвязывали талию и руки умершего травяными жгутами. Затем собравшиеся обходили его по часовой стрелке. Каждый из них на несколько секунд садился на грудь усопшего и отведывал специальное ритуальное блюдо, запивая его чаем. Некоторые присаживались дважды и трижды, по мнению этнографов, за тех, кто отсутствовал на похоронах. После этого родственники, продолжая двигаться по кругу, должны были переступить через тело мертвеца, пока женщины-вороны постукивали его рукой по ногам переступающих и имитировали воронье карканье. Таким образом присутствующие задерживали душу усопшего, чтобы попрощаться с ним и в последний раз разделить с ним пищу.
Траурная процессия и похороны
Традиционно коряки сжигали своих мертвецов, однако у небольшого количества сообществ были приняты и другие способы погребения: коряки, у кого не было возможности собрать достаточно древесины, чтобы построить погребальный костер, топили тела в океане. У соседствующих с чукчами коряков было принято скармливать покойников собакам.
Тело выносили из дома ногами вперед, опускали на нарты, и привязывали к ним специальными ремнями – коряки верили, что со смертью труп не терял возможности двигаться и мог напасть на живых. Нымыланы запрягали в сани собак, чавчувены – оленей. Покойника затем везли к месту будущего погребального костра. Как правило, у каждого селения существовало свое место для кремации, но кочевники отправлялись в ближайшее место, где можно было набрать достаточное количество коряг и веток для костра. По прибытию жертвенных животных убивали. Оленье мясо отваривали и ели, а их рога складывали на костре - они символизировали стада оленей, которые вместе с умершим отправятся на тот свет. Вместе с ними клали погребальный инвентарь, подарки для недавно покинувших этот свет родных, а также рыбьи кости для охраняющих царство мертвых собак.
Покойника укладывали на сооруженное из дерева ложе. Коряки-оленеводы перед тем, как зажечь огонь, вспарывали умершему живот, чтобы узнать причину его смерти, а затем набивали рану тряпками. Они верили, что это защитит ребенка, к которому впоследствии перейдет душа ушедшего из этого мира человека. Некоторые этнографы утверждают, что подобные обычаи существовали и у оседлых групп коряков, однако это сложно проверить из-за нехватки полевых отчетов.
Когда на мертвеце сгорала одежда, распорядитель похорон втыкал в тело длинный шест, приговаривая «Это сороки подземного мира клюют». Согласно коряцким представлениям, именно сороки оповестят душу о том, что она прибыла в загробный мир. После того, как пламя начинало угасать, вокруг костра разбрасывали траву и ветки, изображающие густой лес, окружающий царство мертвых. Как только церемония подходила к концу, распорядитель обходил костер справа налево, а затем в обратную сторону. По пути домой, поперек дороги проводили черту, изображающую реку между загробным миром и миром живых, а затем перепрыгивали ее. Все эти обряды были направлены на то, чтобы помешать мертвецу последовать за живыми и наслать на них несчастья. Источники этих верований установить затруднительно, поскольку у коряков не существовало представлений о том, что душа умершего может превратиться в калау. Однако такие мотивы присутствуют в мифологии чукчей, и вероятно могли быть у них позаимствованы.
На следующий день после сожжения родственники покойного возвращались на место погребального костра, собирали кости и остатки сгоревшего тела в кучу и закладывали камнями. Соорудив такую насыпь, они садились неподалеку и заваривали чай, поминая усопшего. Еще раз «могилу» старались посетить через год. С христианством пришел обычай устраивать поминки сразу после похорон, а затем отмечать 9-ый и 40-ой день после сожжения.
